
Архитектурный эскиз это особый вид искусства - особенно если это беглый набросок, моментально схваченные зорким глазом архитектора главные линии, пропорции и перспективы. Один из старейших тель-авивских архитекторов Барух Мешулам, в течении двух последних лет гулял по родному городу с альбомом и тонким рейсфедером с тушью в руке, чтобы запечатлеть здания, проспекты и городские массивы. Хочу вас ознакомить здесь с некоторыми из его работ, которые уверен понравятся не только жителям "Белого города". А так как архитектуру как искусство, сравнивают иногда с музыкой или поэзией, то думаю что не помешает если приведу к этим наброскам ещё и несколько "тель-авивских"стихотворений РИТЫ БАЛЬМИНА:
Безалаберен, склочен, блудлив, суетлив
Пыльный город, не ставший прижизненным раем.
Я впадаю в твою нищету, Тель-Авив,
И под пеклом нещадным твоим загораю.
Я читаю, как чей-то чужой черновик,
Низких зданий на сваях бессвязную вязь.
Ты в эпоху Мандата к шифровкам привык,
И удав удивленья вползает, давясь,
В узость улочек, коих запретные строки
Левантийскою скукой до буквы прогреты,
А с утра по-арабски свой голос жестокий
Издает восклицательный знак минарета.
Ты похож, Тель-Авив, на карманного вора,
На салат из борделей, кафе и гостиниц,
На гибрид синагоги с хоральным собором,
Ты – восточный базар и восточный гостинец.
Здесь в пять тысяч никак не запомню каком,
Накануне еврейского Нового года,
Дед-Хамсин преподносит мне горловый ком,
И горька мне закуска из яблок и меда.
Предвкушаю застолья своих ностальгий
По тебе, Тель-Авив, – эту ношу слоновью:
Изнасилуй, влюби, а потом оболги,
Наплевав мне в лицо безответной любовью.
Улица Шенкин. Шанхайский щенок разукрашенной суки
Делает лужу цветному джазисту на брюки.
Модные лица, точнее, под гримом гримасы:
Шенкин шикует у летних столов из пластмассы.
Вечер субботний - извечным аншлагом у баров -
Сядет за столик в углу с мужеложеской парой -
Вкус демократии с пивом мешает хвастливо
Сохо, Бродвей и Монмартр, и Арбат Тель-Авива.
Шансы прибиться к чудным завсегдатаям выглядят скудно,
Ибо убоги Багамы богемного судна -
Слишком дырявы попсовые джинсы и минибюджеты.
Шенкин шинкует салаты сусальных сюжетов,
И, забираясь к Единому Богу за пазуху крыши,
Пишет стихи и картины и дышит гашишем.
На обветшалых пыльных декорациях
Линяет южный Тель-Авив ужом.
Который год играю в эмиграцию -
Чужая роль на языке чужом.
По мишуре бумажной и картонной,
По скрипу нервному фанерных сходен -
Смотри, с каким апломбом примадонна
Из амплуа любовницы выходит.
Не аплодируй... Флёр небес на кольях,
Софит луны не виден и на треть,
Молчит суфлер героем из подполья,
А я готова со стыда сгореть.
Мне не припомнить реплики весёлой,
Уничтожаю паузой партнёра.
Хохочет подло над моим проколом
Галёрки флорентинской свора.
Я зубоскала с рожками, который
Ржал громче всех, по почерку узнала:
Он к этой пьесе, как и автор Торы,
Не написал счастливого финала,
Чтоб режиссёру не бросаться с крыши,
Коль замысел его не воплотится,
А лишь сойти со сцены без афиши
Или взлететь над Флорентином птицей.
*Эскизы и информация взяты от сюда
П.С. Удалось найти фотографии - Мастер за работой...