Речь пойдет не о корыте, прославленном Пушкиным в «Сказке о рыбаке и рыбке».
Я, конечно, не молод, но деревянных корыт, которые могут разбиться, уже не застал.
Во времена моего детства их делали из оцинкованной стали. К ним в комплекте прилагалась гофрированная доска из того же материала, вставленная в деревянную рамку. Вместе с огромным баком для вываривания, эта троица предназначалась для стирки.
Но корыто, о котором я хочу рассказать, использовалось не по назначению. В нем купали меня, когда я был маленьким. Так как у меня был диатез, меня полоскали очень часто во всевозможных травяных настоях, и для белья оно не использовалось.
Прошло время, я вырос из корыта, диатез и прочие детские болячки отступили. Мы получили новую квартиру с ванной, и корыто вместе с трофейным приемником и патефоном заняло свое почетное место в кладовке.
Теперь я оставлю эти заслуженные предметы временно в покое и расскажу про шкаф.
Шкаф у нас был замечательный. В далекие 20-е годы дедушка выиграл его в лотерею. Он был сделан из цельных дубовых досок, и в новой квартире занимал примерно треть нашей с бабушкой комнаты. Кроме всей семейной одежды в его выдвижном ящике хранились бабушкины сокровища. В полотняном мешочке лежал ридикюль скованный как кольчуга из мелких серебряных колечек, а в нем, завернутые в тряпочку, прятались обручальное кольцо и бриллиантовая брошка. Все остальные бабушкины украшения были проданы в «Торгсин», во времена, которые сейчас называют Голодомором, когда очень хотелось кушать, а денег не было.
Еще там хранились облигации послевоенных займов, изукрашенные тракторами и комбайнами.
Делая небольшое отступление, надо сказать, что Советская власть, при всем зверском отношению к населению, свои обязательства выполнило, и вернуло деньги, на что никто уже не надеялся. В отличие от демократов с человеческим лицом, которые в 90-е годы превратили все, что было нажито тяжелым трудом миллионов, в резаную бумагу.
Доступа к шкафу у меня не было – бабушка переживала за свое богатство, и, кроме того, не отличаясь повышенной аккуратностью, я переворачивал все вверх дном, пытаясь что-либо оттуда извлечь. Поэтому мне выдавалась одежда по мере надобности.
В 14 лет я взбунтовался. И сказал, что хочу одеваться, как мне нравится. Бабушка, как всегда, меня поддержала. Она считала, что у каждого должен быть свой вкус. Мама была категорически против, отрицая мою способность выбирать одежду. И когда она была в очередной командировке, совершил домашнюю революцию – выбросил все потенциальные экспонаты политехнического музея на помойку и оборудовал в кладовке свой шкаф.
Реакция мамы была ошеломительной. Она совершенно не страдала по молчаливому приемнику и патефону со сломанной пружиной. Но корыто.… Оказывается, достать такой замечательный предмет в наше дефицитное время совершенно невозможно. И она планировала, что все дети, родившиеся в нашей семье, должны через него пройти.
Лет через 7 родился мой троюродный брат Илья. И тот же врач, который лечил меня, профессор Сигалов, порекомендовал купать его в корыте. И я снова был обруган за свой совершенно идиотский поступок.
Последний залп был выпущен по мне еще через 8 лет, когда родился мой сын, и мы, высунув язык, бегали по городу в поисках ванночки.
Для Ильи корыто все-таки было найдено. Отслужив свою нелегкую службу, оно было отправлено на дачу.
Однажды у меня возникла мысль встретить специфический советский праздник – Старый Новый год.
А что можно придумать лучше праздника на природе? И я пригласил человек 30 на дачу.
В процессе гуляния кому-то пришла в голову идея пожарить шашлыки. Но никто не знал, как это делается. Слово «мангал» еще не вошло в повседневный обиход жителей средней полосы, оставаясь частью кавказско-азиатской экзотики. И тут мой взгляд упал на корыто!
Через месяц Илюшин отец Сережа решил посетить дачу. И я был вызван на собеседование.
- Я понимаю перевернутые постели и бутылки в самых невообразимых местах. Но зачем вы сожгли корыто?!
Уже нет на свете мамы и Сережи, а эти злосчастные корыта зачем-то живут в моей памяти, а теперь и в Интернете…